Авторский цикл материалов. Нацизм без срока давности (ч. 22). Роковая ошибка

Комендант Койдановской (Дзержинской) ортскомендатуры штурмбаннфюрер СС Бауэр был назначен на эту должность в конце 1942 года. Долго сидеть в таком захолустье у него желания не было, поэтому, чтобы выслужиться и добиться очередного повышения в звании, он, как и его предшественник Ромбер, стал послушным исполнителем всех указаний вышестоящего начальства. Вот и теперь, когда шеф полиции Курт фон Готтберг два дня назад объявил о проведении очередной карательной экспедиция «Праздник урожая II», комендант решил не упустить свой шанс.

А пока, сидя в своем большом кабинете, переоборудованном из помещения школьного класса, Бауэр мрачно смотрел на печь, в которой не хотели разгораться сырые дрова. Холод и морозы стали настоящим испытанием для нацистского офицера, прибывшего в чужую страну за славой и чинами. В то утро он ожидал высокого гостя – оберштурмбанфюрера СС Франца Магилла. С ним предстояло уточнить некоторые детали совместных действий. Пока же по тревоге были подняты все охранные подразделения, а передовые войска основных сил уже находились в районе Макавчиц.

Наконец полумрак раннего утра осветили фары машин, и началось оживление. Спешно набросив шинель, Бауэр выскочил на крыльцо и, вскинув руку, нацистским жестом поприветствовал вышестоящего офицера. Пройдя в кабинет, они расположились вокруг стола, где лежала оперативная карта. Кратко обрисовав ситуацию, Магилл потребовал от коменданта быть готовым к приему большого количества скота и продовольствия, которые планировалось изъять у населения в ходе операции. После переработки в Германии вся продукция в виде готовых пайков отправилась бы для войск вермахта. Учитывая важность поставленной задачи, Баэуэр с готовностью принял все предложения.

Выпив чашечку кофе, уже в неформальной обстановке, Магилл попросил своего единомышленника по нацистской партии оказать небольшую услугу. По сведениям, полученным оккупационными властями от осведомителей, жители деревни Садовщина, затерянной в Путчинских лесах, были замечены в активных связях с партизанами. С сентября 1942 года в этих местах начал действовать партизанский отряд имени Фрунзе. Туда и решено было направить карательные войска, чтобы наглядно показать, какая участь ожидает тех, кто поддерживает связь с «бандитами». Уже прощаясь, как бы невзначай, Магилл предложил охранному батальону комендатуры поучаствовать в совместной операции по зачистке этого населенного пункта. Через окно, выходящее во двор, он указал на эсэсовцев, которых привез на двух грузовых машинах. На днях эта зондеркоманда отличилась во время подобного налета на деревню Глухое Перхурово. А теперь вот, поеживаясь на морозе, ожидала очередного приказа. «Яволь!» – с готовностью отозвался комендант и на это предложение.

Когда Магилл уехал, штурмбаннфюрер СС Бауэр сразу же приступил к выполнению приказа. Он плохо знал местность, поэтому решил уточнить обстановку у переводчика районной жандармерии Финка. Вызвав этого поволжского немца, который с первых дней войны сотрудничал с оккупационными властями, комендант объяснил ему ситуацию.

Но то ли в спешке, а может, по невнимательности, переводчик указал по карте на совсем иную, близкую по звучанию деревню, находившуюся в противоположном конце района. Это была деревня Садковщина. Уже через час туда двигалась зондеркоманда в сопровождении местных полицейских.

Проехав Дягильно и свернув с большака на заснеженную проселочную дорогу, караван машин достиг населенного пункта. Ничего не подозревая, его жители в это время занимались своими привычными делами по хозяйству. Быстро окружив по периметру 15 дворов, выстроенных в одну улицу, эсэсовцы начали беспорядочно стрелять по окнам домов и забрасывать в них гранаты. Все находившиеся на улице люди бросились врассыпную, но многих настигали пули. Снег вокруг обагрился кровью.

А каратели со знанием дела начали грабить крестьянские подворья. Тащили все, что могли унести. Крупный рогатый скот гнали и по улице к окраине, где формировался продовольственный караван. Убитых свиней и кур грузили в подводы и также отправляли к месту общего сбора. Тех жителей, которые пробовали сопротивляться, расстреливали возле домов.

Начались пожары, и в одном из сараев произошла детонация припрятанных хозяином нескольких гранат. Взрыв дал повод для окончательной расправы над жителями деревни. Палачи согнали оставшихся в живых людей в большой сарай, принадлежавший семье Живицких. Обложив его соломой, они подожгли строение вместе с находившимися там жертвами. Когда огонь охватил постройку, молодой мужчина сумел проломать крышу и, выпрыгнув на снег, пытался бежать. Однако пули полицейских настигли его, а тело раненого человека было брошено в огонь. Позже привели еще одного мужчину, которого обнаружили спрятавшимся в бочке. Полицейские подтащили его к горящему сараю и также живым бросили в огонь. Все кончилось, когда охваченная пожаром крыша надломилась и рухнула вниз. Заметая следы преступления, каратели предали огню все строения, находившиеся в деревне.

В тот день мучительную смерть приняли 96 ни в чем не повинных людей. Одна из женщин, заметив приближавших к деревне гитлеровцев и понимая, чем грозит их появление, успела укрыть восьмерых детей, своих и соседских, в кустарнике за огородом. Только они и остались в живых из 104-х жителей Садковщины.

Позже, заметив ошибку, Финк пытался предотвратить расправу над невинными людьми, но не успел. Когда на санях он добрался до Садковшины, та уже пылала в огне. Вернувшись в комендатуру, нерасторопный переводчик объяснил ситуацию коменданту. Но тот, вместо наказания виновного, лишь грязно выругался и, махнув рукой, приступил сочинять донесение Магиллу. В радиограмме он сообщил: «Местные жители были исключительно дружественно настроены к бандитам. Рогатый скот, силой отобранный у населения, передали начальнику сельскохозяйственной службы в Койданово».

В тот же день основные силы карателей вышли к Негорелому и сожгли деревню Рудня, убив 25 человек. На следующий день, 3 февраля 1943 года, Магилл доложил в штаб боевой группы «Бинц»: «Цель дня достигнута. 11 бандитов и 43 подозреваемых в связях с бандами расстреляны. Недвижимое имущество – уничтожено. Соприкосновение с противником: нет. Собственные потери: нет».

Вернувшись на базу после «трудного» дня, строчили письма своим родителям, братьям, знакомым и участники тех зверских преступлений. Архивные документы донесли до нашего времени эти чудовищные откровения.

Обер-ефрейтор Иоганнес Гердер так описывал свои «приключения»: «Мы бросаем ручные гранаты в жилые дома. Дома очень быстро горят. Огонь перебрасывается на другие избы. Красивое зрелище! Люди плачут, а мы смеемся над слезами». А вот строки из письма его соотечественника, унтер-офицера Гейнца Клина: «Мы ежедневно режем свиней и телят. Мы очищаем одну деревню за другой, и при этом всегда находится, что сцапать. Нашел здесь красивую девчонку и два стеганых одеяла. Девчонка на один час, а одеяла пригодятся»…

После освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков жизнь вновь стала возрождаться на землях истерзанной Садковщины. Населенный пункт, известный с XVIII века как фальварок поместья Дягильно, отряхнул с себя пепел страшной трагедии и начал отстраиваться новыми домами. В 1960 году, по переписи, в нем насчитывалось 12 домовладений, в которых проживало 50 жителей. Одним из тех, кто возрождал и отстраивал деревню, был Антон Иванович Милошевский. Он рассказывал, что следы фашистского злодеяния еще долго напоминали о себе пепелищами.

Постепенно жители Садковщины справились с последствиями войны, но всегда помнили о том роковом событии. В 1957 году, на месте сарая, где погибли от рук нацистских палачей мирные жители, была установлена стела с надписью: «Здесь похоронено 96 человек советских граждан деревни Садковщина, зверски замученных 2-го февраля 1943 года немецкими захватчиками». Позже память о них была увековечена в мемориальном комплексе «Хатынь».